Интернет-винегрет#5: экстрим, лапша и миллионы

Alone by Belhoula Amir

У меня есть три версии, зачем люди занимаются экстримом.

Первое — чтобы избавиться от мыслей. Мы живём в рабстве у лобных долей, а они только и думают, что о будущем. Нет лучшего средства, чем высокий риск, чтобы полностью перенестись в сейчас. И не думать ни о чём.

Второе — чтобы почувствовать себя живым. Когда знаешь, что только что едва не умер, вспоминаешь, как здорово быть живым. Настроение обнуляется. Близость смерти освежает, как прохладный душ.

Третье — чтобы почувствовать себя увереннее. Мне кажется, главное отличие экстрима от спорта, что экстремал работает не на результат, а на ощущение. На преодоления себя и своих страхов, на уверенность в способности всегда сохранять самоконтроль. И ещё кое-что: любой экстрим — это удача. Тебе может просто не повезти, но ты надеешься, что повезёт. Учишься доверять жизни и верить в лучшее. Ну, или просто не думать о худшем. В любом случае — славное лекарство от паранойи :D

Меня притягивает всё, что связано с крайностями в человеческой природе вообще: от шизофрении и бейсджампа до Ironman и трудоголизма. Думаю, тяга к поиску границ — это тоже форма любопытства. Очень деятельного :)

И как-то сложилось, что на этой неделе почти всё, что я читала и смотрела, было связано с этим.

Вот например:

• Ролик Nike про Мадонну Бьюдер, 86-летнюю монахиню, которая 45 раз участвовала в Ironman. Она начала заниматься триатлоном в 52 года: духовный отец убедил её, что это отличная тренировка тела и духа.
• Логан Уорд из журнала Outside рассказал, как начал заниматься фридайвингом с 12-летней дочкой Элиот. История о том, что опасный вид спорта может дать ребёнку. А вы бы могли отдать ребёнка в экстремальный вид спорта?
• Материал VICE о знаменитом трюке «игольное ушко» бейсджампера Ули Эмануэле, погибшего в августе. Чтобы снять достаточно материала для видео, Эмануэле повторил трюк четыре раза, пролетая сквозь трёхметровое отверстие на скорости под 200 километров в час: «Я надеюсь люди понимают, что я делал этот проект не яйцами, а головой. Я три года тренировался каждый день».
• «Слон» кратко пересказал статью Nautilus про Алекса Хоннольда. Хоннольд — живая легенда скалолазания, известная так называемым free solo, подъёмами по скалам без страховки. (Вот, к примеру, видео, как он без страховки пролез 600-метровую скалу Хаф-Доум в Калифорнии). Статья рассказывает, что происходит у Хоннольда в голове во время этих подъёмов. Спойлер: почти ничего.
• И снова кулинария! Тоже про фанатика :D «Шеф на грани» — материал «Нью-Йоркера» о Дэвиде Чанге, основателе сети лапшичных Momofuku. Дэвид одержим своим делом. Кухня его убивает, но он всё равно её любит. («Ребята, спросите себя, как поваров: как сильно вы хотите этого? Для меня это вопрос жизни и смерти (речь идёт о неаккуратно нарезанном рыбном пироге). В следующий раз, когда я увижу что-нибудь, что не соответствует моим стандартам, я вас распущу. Чего мы хотим здесь, так это людей высокой морали, которые будут смотреть друг другу в глаза, как бы говоря: «Я сделал всё, что мог». Мы хотим, чтобы тот, кто налажал, не мог спать ночью от стыда и весь следующий день думал: «Я буду лучше, я буду лучше»).
• Малькольм Гладэулл выпускает подкасты — о недооценённом прошлом: событии, человеке, идее. Пока слушала только два эпизода (#6 и #7), оба очень понравились. Эпизод #7, Hallelujah — о песне, над которой Леонард Коэн работал 5 лет, переписывая 80 раз. Параллельно этой истории Гладуэлл рассказывает о двух видах креативности: как у Пикассо и Боба Дилана, который мог написать песню за 15 минут, и как у Коэна и Сезанна, который мог переписывать одну картину десятки раз.
• Эпизод #6 из той же серии, «Мои маленькие 100 миллионов» — о том, как в девяностых Хэнк Роуэн передал 100 миллионов долларов университету в Нью-Джерси, что побудило и других миллиардеров передавать крупные суммы на образование. Однако Роуэн передал деньги маленькому колледжу на грани банкротства, а почти все остальные — богатым университетам вроде Гарварда и Йеля. Выясняя, почему так, Гладуэлл на примере образования делится теорией, что существует два вида систем: те, где ключевую роль для успеха играет сила самого сильного звена (как в баскетболе, где Майкл Джордан в одиночку мог принести победу), и те, где ключевую роль играет сила самого слабого звена (как футбол, где один Месси не гарантирует успеха).
• Тут я вспомнила про финскую систему образования. В её основе — идея равенства: каждый ребёнок должен иметь одинаковые возможности для образования, вне зависимости от происхождения, дохода или места жительства. Профессия учителя — одна из самых престижных в Финляндии, нужно пройти обучение и большой конкурс. Проблем с переездом поближе к хорошей школе у финских родителей нет — все одинаково хороши. В Финляндии нет частных школ и брать оплату за обучение запрещено. Как результат, в мировых рейтингах она среди лидеров, наравне с Сингапуром и Кореей, где дети пашут с утра до вечера (Америка — где-то в середине). По-моему, это неплохой пример, как применять знание о системе слабого звена. Как устроено образование в Финляндии, в деталях рассказывает статья The Atlantic.